Воды слонам! - Страница 92

Мы выбираемся из поезда и отходим на добрую дюжину ярдов, после чего он поворачивается ко мне:

— Их нет?

Я смотрю ему прямо в глаза, ища ответа, но не нахожу.

— Нет.

У Графа перехватывает дыхание. Он закрывает глаза. На миг мне кажется, что он сейчас закричит.

— Ты хочешь сказать, что ничего не знаешь? — спрашиваю я.

— Первый раз слышу! Ты вообще что обо мне думаешь? Да я в жизни такими вещами не занимался! Вот дерьмо. Вот черт. Бедный старик. Постой-ка, — он внезапно принимается буравить меня взглядом, — а ты-то где был?

— В другом месте.

Потаращившись на меня еще, Граф опускает взгляд. Уперев руки в боки, он вздыхает, качая головой и размышляя.

— Ну ладно, — говорит он. — Пойду разузнаю, от скольких еще бедолаг отделались. Но прежде вот что тебе скажу. Циркачей не выкидывают. Даже самых никудышных. Если сбросили Уолтера, то на самом деле им был нужен ты. На твоем месте я бы сбежал прямо сейчас и ни разу не оглянулся.

— А если я не могу?

Граф резко поднимает на меня взгляд и двигает челюстями. Вдоволь наглядевшись, он наконец произносит:

— Если ты и будешь где в безопасности, то только на площади и среди бела дня. Если собираешься провести эту ночь в поезде, держись подальше от вагона с лошадками. Переходи с платформы на платформу, спи под фургонами. Никому не попадайся и ни на минуту не расслабляйся. И делай отсюда ноги, как только сможешь!

— Непременно. Уж поверь. Но прежде мне надо доделать кое-какие дела.

Напоследок Граф останавливает на мне долгий взгляд.

— Попробую тебя потом найти, — говорит он и уходит в сторону кухни, где уже кучкуются, бросая косые взгляды, перепуганные рабочие из Передового отряда.

Кроме Верблюда и Уолтера, недостает еще восьмерых — троих из основного состава и пятерых из Передового отряда. Значит, Черныш со товарищи разделились на бригады и теперь шуруют в разных частях поезда. Понятное дело, раз уж цирк на грани краха, рабочих будут скидывать все равно. Но не на мосту — тут явно целились в меня.

Мне приходит в голову, что в тот самый миг, когда совесть помешала мне убить Августа, кто-то исполнял его приказ убить меня.

Интересно, что он почувствовал, когда проснулся и увидел рядом с собой нож. Надеюсь, понял, что это больше не угроза, а зарок. Ведь я в долгу перед всеми теми, кого все-таки сбросили с поезда.

Все утро я прячусь по углам, упорно разыскивая Марлену. Но ее нигде нет.

Дядюшка Эл в алом жилете и штанах в шахматную клетку обходит свои владения, отвешивая подзатыльники всем и каждому, кто не успевает убраться с его пути. Заметив меня, он замирает. Нас разделяют восемьдесят ярдов. Я не отвожу от него взгляда, в который вкладываю всю свою ненависть. Вскоре губы Дядюшки Эла складываются в холодную усмешку. Он резко сворачивает направо и в сопровождении свиты продолжает свой путь.

Издалека я замечаю, что над кухней взметнулся флаг, зовущий всех на ланч. В очереди вижу Марлену в городской одежде. Она осматривает толпу. Я понимаю, что она ищет меня — и, надеюсь, знает, что я цел. Стоит ей сесть, как откуда ни возьмись появляется Август и усаживается напротив. Еды он не взял. Что-то сказав, он хватает ее за запястье. Она отшатывается, проливая кофе. На них начинают оборачиваться. Отпустив ее, он вскакивает так резко, что скамейка падает в траву, и выбегает с кухни. Я тут же бегу туда со всех ног.

Марлена поднимает взгляд, замечает меня и бледнеет.

— Якоб!

Я ставлю скамейку на место и присаживаюсь на край.

— Он не сделал тебе больно? Ты как? — спрашиваю я.

— В порядке. А ты как? Я слышала… — слова застревают у нее в горле, и она прикрывает рот ладонью.

— Сегодня мы делаем отсюда ноги. Я буду держаться неподалеку. Уходи, как только сможешь, и я уйду следом.

Она, вся бледная, смотрит прямо на меня:

— А Уолтер с Верблюдом?

— Мы вернемся и посмотрим, удастся ли их отыскать.

— Мне нужно еще несколько часов.

— Зачем?

У входа в кухню появляется Дядюшка Эл. Он щелкает пальцами, и с противоположной стороны шатра к нему подходит Граф.

— У меня в купе припрятано немного денег. Я зайду, когда его там не будет, — отвечает она.

— Не стоит. Лучше не рисковать.

— Я осторожно.

— Нет!

— Эй, пойдем-ка, Якоб, — говорит Граф, беря меня под руку. — Боссу не нравится, что ты тут.

— Граф, дай мне еще минутку, — прошу я.

Он глубоко вздыхает.

— Ладно, тогда поборись чуток. Но только пару секунд, не больше, а потом я тебя отсюда выведу.

— Марлена, — в отчаянии шепчу я. — Обещай, что ты туда не пойдешь.

— Не могу. Половина денег — мои, и если я их не заберу, у нас ни гроша за душой не будет.

Я вырываюсь из объятий Графа и встречаюсь с ним лицом к лицу. Ну, то есть к груди.

— Скажи мне, где они, и я заберу их сам, — рычу я, тыча Графу в грудь пальцем.

— Под диваном у окна, — торопливо шепчет Марлена. Обойдя стол, она подходит ко мне. — Сиденье открывается. Деньги в банке из-под кофе. Но, думаю, мне легче будет…

— Ладно, хватит, — говорит Граф. Развернув меня, он заламывает мне руку за спину и подталкивает так, что я сгибаюсь пополам.

Я поворачиваю голову к Марлене.

— Я сам. А ты к вагону даже не приближайся. Обещаешь?

Я принимаюсь извиваться, и Граф меня выпускает.

— Обещай, слышишь? — шиплю я.

— Обещаю, — отвечает Марлена. — Только осторожней.

— Эй ты, сукин сын, отпусти меня сейчас же! — ору я Графу. На публику, разумеется.

Мы с ним устраиваем великолепный спектакль. Не знаю, догадывается ли хоть кто-нибудь, что руку он мне заламывает совсем не больно, однако отыгрывается тем, что отшвыривает в траву на добрые десять футов.