Воды слонам! - Страница 76

Меня тут же оттаскивают и крепко хватают за руки Грейди и Билл. В какой-то миг кажется, что Август вот-вот вновь на меня набросится, но вдруг выражение его разбитой физиономии меняется. Он поднимается на ноги и спокойно отряхивается.

— Да вы же сумасшедший! Сумасшедший! — ору я.

Он окидывает меня хладнокровным взглядом, поправляет рукава и возвращается в шатер.

— Пустите, — умоляю я, поворачиваясь сперва к Грейди, а потом к Биллу. — Христа ради, пустите! Он же чокнутый! Он ее убьет!

Я вырываюсь с такой силой, что мне удается протащить их на несколько футов вперед. Из шатра доносится звон бьющейся посуды и вскрик Марлены.

Грейди и Билл, пыхтя, зажимают меня ногами, не давая высвободиться.

— Не убьет, — цедит Грейди. — Ты уж не беспокойся.

Откуда ни возьмись появляется Граф и ныряет в шатер.

Погром прекращается. Раздаются два глухих удара, затем один погромче — и, наконец, говорящая сама за себя тишина.

Я замираю, таращась на бледный свод шатра.

— Ну, вот и все. Понял? — говорит Гейди, все еще крепко держа меня за руку. — Ты как, остыл? Можно тебя отпустить?

Я киваю, не отводя взгляда от шатра.

Грейди с Биллом хотя и решаются меня выпустить, но не сразу. Сперва ослабляют хватку Потом дают сделать шаг-другой, но сами держатся рядом и не перестают за мной следить.

Кто-то берет меня за запястье. Это Уолтер.

— Давай, Якоб, — говорит он, — уходи отсюда.

— Не могу, — отвечаю я.

— Можешь. Уходи. И поскорее.

Я продолжаю смотреть на затихший шатер. Но потом, оторвавшись наконец от вздымаемого ветром входного крыла, все-таки ухожу.

Мы с Уолтером забираемся в наш вагон.

Из-за сундуков, где похрапывает Верблюд, выскакивает Дамка. Поприветствовав нас обрубком хвоста, она замирает и принюхивается.

— Сидеть, — командует Уолтер, указывая на раскладушку.

Но Дамка садится прямо на пол, а на край раскладушки присаживаюсь я. Адреналиновый дурман проходит, и я начинаю ощущать, как же у меня все болит. Руки покалечены, дышу я как в противогазе, а на мир взираю через щелочку правого глаза, веко на котором распухло дальше некуда. Когда я дотрагиваюсь до лица, на руке остается кровь.

Уолтер склоняется над открытым сундуком и поворачивается ко мне с бутылочкой самогона и чистым носовым платком в руках. И, стоя прямо передо мной, вытаскивает пробку.

— Эй, это ты, Уолтер? — слышится из-за сундуков. Ну конечно, Верблюд был бы не Верблюд, если бы не проснулся от звука вытаскиваемой пробки.

— Да ты просто весь в кровище, — не обращает на него внимания Уолтер. Прижав платок к горлышку бутылки, он переворачивает ее кверху дном, а потом подносит мокрую тряпицу к моему лицу. — Не дергайся. Будет щипать.

Но это просто неслыханное преуменьшение. Едва самогон касается моего лица, я вскрикиваю и откидываюсь назад.

Уолтер выжидает с платком наготове.

— Может, дать тебе что-нибудь прикусить? — он нагибается и поднимает пробку. — Вот, возьми.

— Не надо, — отвечаю я, стиснув зубы, — я сейчас. — Обхватив себя руками, я принимаюсь раскачиваться туда-сюда.

— Ага, я придумал кое-что получше, — говорит Уолтер, протягивая мне бутылку. — На, отхлебни. Горло дерет со страшной силой, но зато глоток-другой — и уже ничего не почувствуешь. Из-за чего весь сыр-бор, черт возьми?

Я беру бутылку и, ухватившись за нее обеими израненными руками, подношу ко рту. У меня получается неуклюже, как у боксера в перчатках. Уолтеру приходится мне помочь. Самогон жжет окровавленные губы, ножом проходит через горло и буквально взрывается в желудке. Я сглатываю и отодвигаю бутылку в сторону настолько резко, что часть содержимого выплескивается из горлышка.

— Да, крепкая штучка, — замечает Уолтер.

— Эй, парни, выньте-ка меня отсюда и поделитесь! — кричит Верблюд.

— Заткнись, Верблюд, — отвечает Уолтер.

— Ты чего? Разве можно так говорить со старым и больным…

— Я сказал, заткнись! У нас тут проблема. Давай, — возвращает он мне бутылку, — хлебни еще.

— Это какая же? — спрашивает Верблюд.

— Якоба побили.

— Что? Как? Лохобойка была?

— Нет, — мрачно отвечает Уолтер, — хуже.

— А что такое лохобойка? — спрашиваю я, едва шевеля распухшими губами.

— Пей, — он снова пытается впихнуть мне бутылку. — Это когда у нас выходит потасовка с ними. Ну, у цирковых с лохами. Готов?

Я отхлебываю еще глоточек самогона, который, несмотря на уверения Уолтера, все равно жжет ничуть не хуже горчичного газа.

— Вроде готов.

Придерживая меня одной рукой за подбородок, Уолтер поворачивает мою голову то вправо, то влево, чтобы дотянуться до ран.

— Мать честная, Якоб! Да что у вас там вышло, в конце-то концов? — вновь спрашивает он, раздвигая волосы у меня на затылке. Должно быть, нашел еще какую-нибудь гадость.

— Он толкнул Марлену.

— Что, вот так взял и толкнул?

— Ну да.

— Чего это?

— А просто спятил. Не знаю, как еще сказать.

— У тебя в волосах куча стекла. Не шевелись, — он водит пальцами у меня по голове, раздвигая и отделяя пряди волос. — А с чего это он вдруг спятил? — интересуется он, складывая осколки на ближайшую книжку.

— Да если б я знал…

— Врешь ведь! Ты за ней часом не волочился?

— Нет. Вовсе нет, — отвечаю я, ничуть не сомневаясь, что если бы лицо у меня не напоминало мясной фарш, я бы непременно покраснел.

— Хорошо бы так, — говорит Уолтер. — Ох, хорошо бы.

Справа от меня что-то шуршит и случит. Я пытаюсь оглянуться, но Уолтер крепко держит меня за подбородок.