Грег отмахивается:
— Ну уж нет. Якоб, не хочу тебя обидеть, но работать на этого человека я не стал бы ни за какие коврижки. Кроме того, я не слоновод. Просто нравятся мне эти зверюшки. А ты, кажется, собирался сбегать за крюком?
Когда я возвращаюсь с крюком, Рози и фега уже нет. Я оборачиваюсь и оглядываю площадь.
Вдалеке я замечаю Грега, направляющегося к зверинцу. Рози плетется следом в нескольких футах от него. Время от времени он останавливается и позволяет ей засунуть нос в ведерко, а потом отбирает и шагает дальше. Она следует за ним, словно послушный щенок.
Когда Рози наконец удается водворить в зверинец, я возвращаюсь к Барбаре, все еще сжимая в руках крюк.
У входа в шатер я останавливаюсь.
— Эй, Барбара! Можно?
— Ага, — отвечает она.
У нее никого нет, она сидит голоногая на стуле, закинув ногу на ногу, и курит.
— Они вернулись в поезд, ждут врача, — объясняет Барбара, затягиваясь. — Если ты, конечно, по этому поводу.
Я чувствую, как заливаюсь краской. Перевожу взгляд на стену. На потолок. Под ноги.
— Да ты просто прелесть! — говорит она, стряхивая пепел с сигареты в стакан и снова глубоко затягиваясь. — Ты же весь покраснел!
Она смотрит на меня долгим взглядом, явно забавляясь.
— Ладно, иди, — говорит наконец она, выпуская дым из уголка рта. — Иди же. И поторапливайся, а то как возьму тебя снова в оборот!
Я выбираюсь из шатра Барбары и врезаюсь в Августа. Лицо у него темнее тучи.
— Как она? — спрашиваю я.
— Ждем врача, — отвечает Август. — Слониху поймал?
— Она в зверинце, — отвечаю я.
— Хорошо, — говорит он и забирает у меня крюк.
— Август, постойте! Вы куда?
— Пойду проучу ее как следует!
— Нет, Август! — кричу я ему вслед. — Постойте же! Она вела себя хорошо! И вернулась сама! К тому же сейчас нельзя, представление не закончилось!
Он останавливается так резко, что вокруг его подошв взметается облако пыли. И застывает, глядя в землю.
Выдержав долгую паузу, он произносит:
— Ну и что? У нас же оркестр, никто и не услышит.
Я таращусь на него, в ужасе раскрыв рот.
Вернувшись в вагон, я валюсь на постель. Ох, как же мне худо от одной лишь мысли о том, что происходит сейчас в зверинце, а еще хуже — что я не могу ничего поделать.
Вскоре появляются Уолтер с Дамкой. На Уолтере клоунский наряд: бесформенный белый костюм в разноцветный горошек, елизаветинский гофрированный воротник и треугольная шляпа. Он вытирает лоб какой-то тряпкой.
— Что это, черт возьми, было? — вопрошает он, подойдя ко мне так близко, что его огромные красные туфли упираются мне прямо в нос.
— Ты о чем? — спрашиваю я.
— О представлении! Так надо? Это был такой номер?
— Нет.
— Вот те на! — говорит он. — Вот те на! Тогда, надо сказать, им крупно повезло. Марлена — просто чудо. Но ты ведь и так знал, а? — он прищелкивает языком и наклоняется, чтобы похлопать меня по плечу.
— Перестань! — отмахиваюсь я.
— А что такого? — продолжает Уолтер, весь воплощенная невинность.
— Зря смеешься. Марлене плохо, понял?
Он растерянно ухмыляется.
— Ох. Ты это, дружище. Прости. Не знал. Надеюсь, все будет в порядке?
— Пока не знаю. Послали за врачом.
— Вот черт. Я не хотел, Якоб. Вот те крест, не хотел. — Он поворачивается к двери и набирает полные легкие воздуха. — Но больше всего я бы не хотел оказаться на месте слона. Вот кому не поздоровится!
Я медлю.
— Уже. Уже, Уолтер. Поверь.
Уолтер выглядывает наружу.
— Ну да, ну да, — говорит он и, уперев руки в боки, осматривает площадь. — Ну да, ну да. Кто бы сомневался.
Я не выхожу из вагона ни к обеду, ни во время вечернего представления. Боюсь, что стоит мне увидеть Августа — и я его прикончу.
Ненавижу. Ненавижу за то, что он так жесток. Ненавижу за то, что ему обязан. Ненавижу, за то, что влюблен в его жену — да, по правде сказать, и в слониху. Но больше всего мне ненавистно то, что я оставил обеих в беде. Не знаю, хватит ли у слонихи ума связать меня и наказание, задуматься, почему я ее не спас, но у меня-то хватит.
— Разбила пятки, — говорит мне Уолтер, вернувшись. — Эй, Дамка, aп! Ап!
— Что-что? — бормочу я. С тех пор, как он ушел, я не сдвинулся с места.
— Марлена разбила пятки. Вышла из строя на неделю-другую. Думал, тебе интересно.
— Да. Спасибо, — отвечаю я.
Он присаживается на раскладушку и смотрит на меня долгим взглядом.
— Ну, так и что у тебя с Августом, в конце-то концов?
— То есть?
— Вы, кажется, как-то повязаны?
Я с некоторым усилием сажусь, прислоняюсь к стене и наконец отвечаю:
— Ненавижу этого ублюдка.
— Ха! — хмыкает Уолтер. — Ну, стало быть, хоть немного ты соображаешь. А зачем тогда проводишь с ними все свое время?
Я молчу.
— Ой, прости. Я и забыл.
— Ты ничего не понял, — отвечаю я, поднимаясь.
— Да ну?
— Он мой босс, и у меня нет выбора.
— Верно. Хотя, по-моему, тут замешана женщина. И ты об этом знаешь не хуже меня.
Я вскидываю голову и испепеляю его взором.
— Ладно-ладно, — он поднимает руки вверх, словно сдаваясь. — Уже заткнулся. Ты и сам понимаешь, что к чему. — Он отворачивается и роется в своем ящике. — На вот, — протягивает он мне эротический комикс. — Это тебе, конечно, не Марлена, но все же лучше, чем ничего.
Когда он отворачивается, я пролистываю книжечку. Несмотря на недвусмысленные, даже преувеличенно откровенные картинки, я не нахожу в себе ни капли интереса к тому, как мистер Главный Режиссер оприходует по полной программе тощую будущую звезду с лошадиным лицом.