Воды слонам! - Страница 37

— Можешь даже не заглядывать, — говорит выходящий оттуда рабочий. — Ничего, кроме пончиков и кофе из цикория.

— Спасибо, что предупредили, — отвечаю я.

Он сплевывает и уходит.

Еще не разбежавшиеся работники «Братьев Фокс» выстроились перед нашим лучшим вагоном. Это их последняя надежда. Одни улыбаются и шутят, но смех у них выходит неестественный. Другие глядят прямо перед собой, скрестив руки. Третьим и вовсе не стоится на месте, они ходят туда-сюда, опустив глаза. И всех по очереди зовут внутрь на аудиенцию к Дядюшке Элу.

Слишком многие выходят оттуда разочарованными. Некоторые утирают глаза и тихо обсуждают что-то с ожидающими своей очереди. Другие, удаляясь в сторону города, стоически не опускают взгляда.

Вот в вагон входят вместе два карлика. Несколько минут спустя они, заметно помрачнев, выходят обратно, переговариваются с группкой ожидающих и удаляются бок о бок по путям, высоко подняв головы и взвалив на плечи битком набитые вещмешки.

Я разглядываю толпу, выискивая уродов, каких обычно показывают в цирке. Конечно же, здесь есть и карлики, и великаны, и бородатая женщина (ей, скорее всего, не повезет — у Дядюшки Эла такая уже есть), и неимоверных размеров толстяк (а вот ему может повезти, если Эл задумается о паре для Люсинды), и множество обычных людей и собак с грустными глазами. Нет лишь человека с растущим из груди младенцем.

Когда приемная комиссия в лице Дядюшки Эла завершает свои дела, наши рабочие сносят шатры второго цирка, не трогая лишь зверинца и конюшни. Работники же «Братьев Фокс», которым больше никто не платит, сидят в сторонке и наблюдают, покуривая и сплевывая окрашенную табаком слюну в заросли дикой моркови и чертополоха.

После того как Дядюшке Элу стало известно, что власти еще не оприходовали грузовых лошадей «Братьев Фокс», целую кучу неописанных лошадок перевели из одной конюшни в другую. Слияние, так сказать. Однако не только Дядюшке Элу пришла в голову эта мысль: множество окрестных фермеров толпятся вокруг ярмарочной площади с веревками в руках.

— Они что, просто их отсюда уведут? — спрашиваю я у Пита.

— Возможно, — отвечает он. — Но мне до них и дела нет, покуда они не трогают наших. Однако держи ухо востро. Еще день-другой тут будет полная неразбериха, и я не хочу, чтобы наши тем временем пропали.

Поскольку нашим тяжеловозам выпала двойная работа, теперь они все в мыле и тяжело дышат. Я уговорил представителя властей открыть пожарный кран, чтобы их напоить, но ни сена, ни овса пока нет.

Когда мы наполняем последнюю лохань, возвращается Август.

— Что, к чертям собачьим, вы тут делаете? Эти лошади проторчали три дня в поезде, выведи их на мостовую и погоняй как следует, чтоб не расслаблялись.

— Сам погоняй, а то не воняй, — отвечает Пит. — Протри глаза. Как ты думаешь, что эти лошадки делали последние четыре часа?

— Вы что, использовали наших лошадей?

— А кого, черт возьми, нам надо было использовать?

— Их лошадей, ясное дело.

— Да я знать не знаю их гребаных лошадей! — кричит Пит. — И какого черта использовать их лошадей, если нам все равно нужно гонять наших, чтоб не теряли формы?

Август открывает рот, но потом снова закрывает и исчезает.

Вскоре на площадь съезжаются грузовики. Один за другим они задом подъезжают к кухне и сгружают невероятные количества еды. Повара принимаются за работу, и в мгновение ока запах вкусного обеда — настоящего обеда — поднимается над котлом и разносится по площади.

Следом за грузовиками прибывают фургоны с кормом и подстилками для животных. Когда мы вносим в конюшню сено, лошади принимаются ржать, фырчать и вытягивать шеи, набивая рты прежде, чем сено коснется земли.

Обитатели зверинца рады нам ничуть не меньше. Шимпанзе пронзительно кричат и раскачиваются на прутьях клетки, скаля зубы. Хищники ходят из угла в угол. А травоядные трясут головами, фыркают, повизгивают и чуть ли не тявкают от волнения.

Я открываю клетку, где живет орангутаниха, и ставлю на пол поднос с фруктами, овощами и орехами. Когда я закрываю дверь, она высовывает из клетки длинную мохнатую лапу и указывает на апельсин на другом подносе.

— Что? Хочешь этот?

Она продолжает тыкать пальцем, глядя прямо на меня и моргая близко посаженными глазами. Лицо у нее вогнутое и напоминает большую тарелку, окаймленную рыжими волосками. Никогда не видел такой возмутительно прекрасной особи!

— На, — говорю я, протягивая ей апельсин. — Возьми.

Она берет и кладет его на землю, после чего вновь высовывает лапу. Отметая опасения, я протягиваю ей руку. Она обхватывает мою ладонь пальцами и отпускает, после чего усаживается на пол и принимается чистить апельсин.

Я таращусь на нее в полном изумлении. Она меня поблагодарила!

— Ну, хватит! — говорит Август, когда мы выходим из зверинца, и хлопает меня по плечу.

— Пойдем, выпьем, малыш. В костюмерной у Марлены есть настоящий лимонад, а не тот сироп, что продают в ларьках. А мы еще капнем туда виски. Что скажешь?

— Подождите минутку, — отвечаю я, — мне еще нужно заглянуть во второй зверинец.

Из-за не вполне понятного статуса грузовых лошадок «Братьев Фокс», поголовье которых в ходе дня изрядно по уменьшилось, я лично сходил и убедился, что их накормили и напоили. Но экзотических животных и лошадей, выступающих на манеже, я еще не видел.

— Нет, — твердо говорит Август. — Ты пойдешь со мной.

Я в удивлении поднимаю глаза:

— Хорошо. Конечно. Но вы уверены, что всех накормили и напоили?